Яркое, солнечное утро 9 мая. По центральной улице нашего небольшого города – нескончаемый поток людей. Колонна, где рядом с ветеранами молодёжь, дети, движется к мемориалу воинам, погибшим в годы Великой Отечественной войны. Гремит оркестр, у всех праздничное настроение. Но всмотритесь в лица людей старшего поколения: в их глазах – гордость победителей, печаль о тех, кого забрала война и воспоминания о пережитом.
Во главе колонны – знамя Победы в окружении большого количества триколоров. А ещё – огромное количество фотографий тех, кто отдал жизнь за свою Родину в бою, кому посчастливилось вернуться домой и уйти в мир иной в кругу родных и близких. Фотографий так много, кажется, что их столько же, сколько несущих их людей. «Бессмертный полк» – в одном строю с нами, теми, кто празднует семидесятилетие Великой Победы.
В этом строю иду и я, у меня в руке портрет моего отца, рядового Брускова Родиона Семёновича, пропавшего без вести в марте 1942 года. Мне уже 82 года, моему отцу – 39 лет. В извещении, адресованном местным райвоенкоматом моей маме Брусковой Анне Павловне, было написано: «Ваш муж красноармеец Брусков Родион Семёнович в бою за СОЦИАЛИСТИЧЕСКУЮ РОДИНУ пропал без вести в марте 1942 года. Райвоенком майор Харченко».
Наши отцы, мужья, братья героически сражались с немецкими захватчиками не только за землю, где родились и жили. И фашистская Германия, напав на нашу страну, нацелилась не только на захват наших природных богатств, обширных территорий, на превращение русских людей в рабов. Социализм, советская власть, коммунистическая партия всегда были у неё костью в горле. На захваченных немцами территориях, среди населения и пленных расстреливали в первую очередь коммунистов и комсомольцев.
Шёл второй год Великой Отечественной войны. Восьмой месяц сводный пограничный 456-й стрелковый полк НКВД под командованием нашего земляка подполковника Герасима Архиповича Рубцова держал оборону в районе Севастополя. Немцы упрямо рвались к городу именно на этом участке фронта, рассчитывая оседлать дорогу, ведущую в Севастополь. Силы были неравными: против батальона Рубцова немецкий полк. Под непрерывным свинцовым дождём пограничники вжимались в родную землю, но не покидали позиций 8 месяцев. Да разве это была земля? Камень, не поддающийся ни лопате, ни кирке. Чтобы вырыть окоп, один боец со связкой противотанковых гранат отползал в сторону и расстреливал их из винтовки, а затем броском спешил занять образовавшуюся воронку. Рядом находился исторический памятник – старинная Генуэзская крепость. Фашисты ежедневно выпускали по ней десятки крупнокалиберных снарядов, но разрушить не смогли. На её башне пограничники водрузили красное знамя с надписью «Смерть немецким оккупантам!», что ещё больше злило фашистов.
Утром 30 июня 1942 года Совинформбюро сообщало: «Пехотинцы подразделения Рубцова отбили десятки атак превосходящих сил противника и уничтожили до 2 полков немецкой пехоты, 11 танков и сбили 2 бомбардировщика». 240 дней стояли насмерть советские воины, пока немцы не прорвались в район Чоргунь-Шули. Но удержать Севастополь уже не было сил. Наши войска организованно отходили к Херсону.
Под личную ответственность Г.А. Рубцова Военный совет разрешил пограничникам продолжать сопротивление и не оставлять позиций, прикрывая отход наших войск. С боями, унося с собой раненых, защитники прорывались к мысу Фиолент. Отрезанный от наших частей и партизан, подполковник Рубцов организовал оборону в камнях по берегу. Наконец-то удалось наладить связь со штабом армии, но из Херсона пришёл ответ: катера не могут подойти, т.к. весь район с берега и с самолётов простреливают фашисты. Стало ясно, что нужно любым способом пробиваться в Казачью бухту.
Ночью по крутым тропинкам и отвесным скалам пошли пограничники на врага. Страшной была эта ночная схватка. В бою был тяжело ранен Г.А. Рубцов, и бойцы вынесли его с поля боя, укрыв в пещере. У пограничников не хватало снарядов, не было продовольствия и пили они солёную морскую воду. Но ещё несколько дней во главе с нашим земляком продолжала сражаться группа воинов.
Мы во время войны жили в Туркмении. Горе не обошло ни один дом в нашем городе. Под Смоленском и Ельней погибли два брата матери, при форсировании Днепра и Березины – брат и племянник отца. И наконец – долгожданная Победа! Но никогда не забуду, как из госпиталей выписывались фронтовики. Некоторые без обеих рук и ног, слепые, с изуродованными обожжёнными лицами парни. Они не возвращались домой, где их ждали матери и невесты, а оставались здесь, навсегда зачислив себя в «без вести пропавшие», зарабатывали на хлеб и водку своими рвущими душу песнями.
Вспоминаю морских пехотинцев. Один без рук и ног, другой – без ног, с трофейным аккордеоном красного цвета. Оба на деревянных платформочках на подшипниковом ходу, в тельняшках и бескозырках. Перед ними стоял солдатский котелок для подаяния.
Я и сейчас слышу стук монет о днище котелка, их песни, и вижу сосредоточенные лица ребят, ставших стариками-инвалидами в двадцать лет, – Саши из уральского посёлка и сибиряка Андрея. Их в городе знали, но где они жили – не знал никто. Вечерами после уличного концерта их иногда видели спящими прямо у пивной. Их тележки стояли вплотную друг к другу. Андрей обнимал одной рукой обрубок тела боевого товарища, другой рукой – аккордеон.
Говоря о вкладе таловцев в Великую Победу, чаще всего упоминают о трех фактах: о числе наших земляков, ушедших на фронт и погибших в горниле войны, о десяти Героях Советского Союза, прославивших своими ратными подвигами нашу малую родину, а также о том, что именно таловцы стали инициаторами сбора средств на строительство танковой колонны «Воронежский колхозник». И если конкретики в первых двух случаях достаточно, то информация о третьем факте весьма скудна. Ее «разбавляет» только дата зарождения почина – ноябрь 1942-го – и количество собранных таловцами средств: 300 тысяч рублей. Причем, черпаются эти сведения из одного источника – номера газеты «Правда» от 01.01.01 года. Вот то немногое, что знают, наверное, все ныне живущие. Хотя потомкам тех, чьи рубли и копейки, заработанные тяжелейших крестьянским трудом военных лет, складываясь, превращались в самые эффективные танки Второй мировой войны, наверное, следует знать судьбу самих боевых машин, а также тех, кто вел их в бой.
Приснопамятный «колхозник»
Сам термин «танковая колонна» возник с легкой руки заводских отправителей эшелонов. Он изначально означал эшелон в 40-45 танков типа Т-34 и 20-22 танка типа КВ. На большее мощности локомотивов тогда не хватало. Кроме того, не выдерживало железнодорожное полотно – оно расползалось под тяжестью составов. Термин укоренился и стал использоваться даже в материалах Ставки ВГК.
Танковая колонна не являлась боевой или тактической единицей. Их различают по надписям о принадлежности к «именным» сериям, купленным на средства, собранные разными группами населения. Наиболее известной из них, пожалуй, является колонна «Дмитрий Донской», построенная по инициативе РПЦ. «Воронежский колхозник» может конкурировать с ней по степени цитируемости в различного рода краеведческой литературе. Однако ни та, ни другая не были первыми в истории той войны.
Для меня события Великой Отечественной войны с детства были близки благодаря воспоминаниям моего отца-фронтовика Веретина Виктора Ивановича, 1925 года рождения, уроженца села Моховое Аннинского района. В августе 1941 года комсомольцев 1925-1926 годов рождения посылали на строительство укреплений под Смоленском, затем на торфоразработки. В их числе был и мой отец. В ноябре 1942 года его призвали в армию, и первый бой он принял в черте Сталинграда. Затем участвовал в боевых действиях на Украине (Саур-могила, Макеевка, Горловка – места, где 70 лет спустя ополчение Донецкой народной республики дало отпор бандеронацистам). Отца послали на курсы младших лейтенантов, и 23 февраля 1944 года он стал офицером. Вскоре младшего лейтенанта назначили командиром пулемётной роты. В апреле 1944 года ему довелось в ледяной воде форсировать озеро Сиваш. Позже часть, в которой он служил, перебросили в район г. Жлобино. Там шла подготовка к знаменитой операции «Багратион» по освобождению Белоруссии. В болотах, вручную укладывали брёвна шестиметровой длины для переброски техники.
Началось наступление наших войск. На второй день пуля попала в голову отца. Последовала сложнейшая операция. Рука и нога не слушались. С большим трудом отец написал из госпиталя письмо родителям: «Жив, в Ростове…» Он стал нестроевым, но через полгода его снова призвали в армию. 22 мая его часть, располагавшаяся в Нарофоминске, была поднята по тревоге и получила команду погружаться в эшелоны, которые шли на Дальний Восток.
